Чем больше вникаешь в отечественное лесное законодательство, тем чаще вспоминается незабвенный Виктор Степанович Черномырдин: “Что ни делаем, получается КПСС либо автомат Калашникова”. По тем нормам, которые сегодня действуют в лесном хозяйстве, простую прогулку в бор можно квалифицировать как правонарушение. А уж если ты лесозаготовитель или лесохозяйственник, на любой твой шаг заведомо готова суровая статья в Административном и Уголовном кодексах.
В начале августа в суде Риддера рассматривалась почти приключенческая история под названием “В поисках украденного леса”. Участниками, правда, были не книжные персонажи, а реальные лица. И на кону, по большому счету, стояла судьба человека.
Не факт, но акт
Началось все летом прошлого года. Как значится в судебном иске, в Риддерском лесхозе комиссия из представителей контролирующих органов во время (цитата) “натурного осмотра” установила факты несоответствия в отводе лесосеки и самовольной безбилетной рубки, которая с недавней поры стала приравниваться к хищению госимущества и преследуется по Уголовному кодексу. Целый год тянулось расследование. И когда дело, вышедшее за все процессуальные сроки, грозило развалиться, у антикоррупционной службы Риддера появилась кандидатура на роль злоумышленника – лесничий Сергей КЛИНОВИЦКИЙ. Прошлым летом он, лесник в четвертом поколении, после злополучной проверки сгоряча уволился. А сейчас, когда из свидетелей его резко перевели в подозреваемые, вынужден в суде защищаться – доказывать свою невиновность.
По ходу процесса выяснились любопытные детали. Правильнее даже сказать – шокирующие. Например, такой: на лесосеке, где, как сказано в акте комиссии, велась самовольная рубка, были выписаны вполне официальные лесорубочные билеты. Или такой: координаты делянок, которые в акте названы не соответствующими отводу, комиссия определила… GPS-навигатором – прибором, который обладает большой погрешностью. В качестве единственного доказательства самовольной рубки просто указан “натурный осмотр”. Ни пробами, ни анализами, ни экспертными заключениями, которые предусмотрены Законом
“О государственном контроле и надзоре”, комиссия себя не утрудила. В ходе судебного заседания замруководителя Восточно-Казахстанской территориальной инспекции лесного хозяйства и животного мира Владимир ШЕШУКОВ так и заявил: “Мы – специалисты высшей квалификации, нам достаточно визуального заключения”. Прямо как в армейском анекдоте: “Сказал люминий – значит люминий”.
Но это не все. Если в 2015 году комиссия на глазок установила просто факт незаконной безбилетной рубки, то через год ее представитель Шешуков в зале суда преподнес апокалиптическую картину: преступление якобы совершалось прямо на глазах проверяющих.
– При нас заготовка велась в 2015 году, валка и трелевка, – рассказал замруководителя теринспекции. – Мы четко видели: стояла бригада лесозаготовительная в этом месте, находилась техника, свежий лес лежал на лесосеке… Все это зафиксировано.
Выходит, строгая комиссия прямо на месте застала браконьеров и даже зафиксировала? При этом никого не задержала, не собрала объяснительные, не выдала предписания, не препроводила в отдел полиции? Серьезно? Но в таком случае тот же замруководителя теринспекции как минимум изменил служебному долгу и должен быть уволен. Разве нет?
Никто не мешает перевыполнить закон
Не нам решать, насколько виноват лесничий, это дело суда. По словам Сергея Клиновицкого, его пытаются назначить ответственным за нарушение, которого не было. Повторимся, это может решить только суд. Но согласитесь, сама ситуация, когда спокойно можно заявить о хищении леса, при том что есть лесорубочный билет и есть покупатель, который уже заплатил лесхозу за древесину, заставляет задуматься об особенностях лесного законодательства.
Все эксперты, с которыми мы разговаривали на эту тему, оказались едины во мнении: действующие нормы и правила словно нарочно придуманы для процветания коррупции. Многие по степени ограничений и запретов просто выходят за грань разумного.
– Установили 500-метровую водоохранную зону, – дал комментарий специалист управления природных ресурсов и регулирования природопользования Восточного Казахстана, попросивший не называть его имени. – Вроде бы научно обосновали. Но на Казахстанском Алтае на каждом шагу родник, ручей или речка, и практически вся хозяйственная деятельность по Лесному кодексу подпадает под запрет. Нельзя готовить лес, пасти скот, держать фермы, маральники… Хотя ни одна деляна, ни один маральник не сравнятся с загрязнением рек промотвалами в Риддере, Зыряновске, Глубоковском или Шемонаихинском районах. Норму ввели без учета специфики региона, хотя можно было пойти другим путем: определить, например, допустимую нагрузку на лесную площадь. Или требования по минерализации почвы. В правилах рубок записано, что минерализация должна быть не более 15 процентов с учетом волоков. А в другом документе – в правилах воспроизводства лесов – говорится о не менее 33 процентах. Лесопользователь, какой бы шаг ни сделал, в любом случае рискует быть наказанным за превышение или невыполнение. Это просто парник для коррупции.
Свой “черный” список ухищрений есть и у ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности Восточного Казахстана. На первом месте – присвоение республиканским комитетом лесного хозяйства и животного мира права ежегодно утверждать лесосечный фонд.
– В материалах лесоустройства на 10 лет прописаны все разрешенные объемы и виды рубок, – подчеркнул глава ассоциации Владимир РЕЗАНОВ. – На каждый год все распланировано, и изменить документ на местах невозможно. Зачем комитет обязал каждый год еще брать у него разрешение? Территориальная инспекция лесного хозяйства и животного мира (это областной филиал комитета) по своему усмотрению перечеркивает заявки, которые согласовал лесхоз, и даже не ставит в известность. По сути, предпринимателей вынуждают ехать в Астану – “договариваться” по фондам в самом комитете. В ведомстве давно могли бы пресечь эту откровенно коррупционную схему, но не делают этого.
А чего стоят непонятные требования? Глава ассоциации навскидку приводит пример. По одним правилам, лесосеки нужно отводить сразу на два года, по другим – нельзя помечать деляну, пока на нее не поступит заявка. Если лесник сделает отвод в 2016 году на 2018-й, теринспекция накажет его за нарушение правил отвода и таксации лесосек. А не сделает – накажет за нарушение отвода под рубки главного пользования. Или требования по сухостойным деревьям. Если заготовитель оставил на деляне несколько сухостойных деревьев, ему предъявят штраф. Но в шаге от деляны, сразу за визиром, тот же сухостой в огромном количестве. Так какой экологический вред нанесли лесу три сухие березы на деляне?
– В лесном билете записано, что заготовитель обязан равномерно разбросать порубочные остатки, – рассказал общественник. – Он разбросал. Приходит теринспекция – штраф за неочистку. По рекомендациям ООН в лесу необходимо оставлять сухостой, потому что это кормовая база для птиц, насекомых. Но если инспектор найдет на деляне хоть одно сухое дерево, накажут всех – лесопользователя, директора лесхоза, лесничего. И таких моментов – море. В чем смысл этих непонятных требований? Гнобить лесника и предпринимателя?
Классика жанра
Бизнес-сообщество не раз заявляло об избыточной суровости казахстанского законодательства. С помощью Национальной палаты предпринимателей государство провело ревизию резонансных нормативных актов и ввело механизм общественного контроля: новые законодательные документы обязаны пройти экспертизу общественных объединений. Вроде правильное дело, но лесной сферы, по словам Владимира Резанова, оно не коснулось. Здесь по-прежнему царит классика коррупционного жанра. С одной стороны, правила и инструкции противоречат друг другу и открывают море возможности для злоупотреблений чиновников. С другой – тому же комитету лесного хозяйства и животного мира мнение общественников нужно только для проформы – его никто не учитывает. По словам Резанова, документы зачастую присылают с готовым номером, то есть фактически уже принятыми.
– Нормативная база требует тщательного анализа и оптимизации, – заключил глава ассоциации. – Масса запретов и ограничений просто противоречит здравому смыслу, законам физики, экологии, биологии. Если все идеально соблюдать, в лес вообще нельзя ходить. Но в стратегии “Казахстан-2050” лесная экономика указана в числе основных и перспективных. Даже если кому-то очень не хочется, все равно придется садиться, смотреть внимательно и приводить в нормальное соотношение права и обязанности. Сейчас идеология лесного законодательства перевернута с ног на голову: у чиновника-контролера есть масса возможностей трамбовать бизнес, а у предпринимателя ни шанса защитить себя, потому что позиция представителя госоргана в судах обычно воспринимается как защита государственных интересов.
По оценке ООН, лесная промышленность одна из самых передовых по доле зеленой экономики. В отличие от руды, нефти и газа лес является возобновляемым источником сырья. То есть может служить хозяйству вечно. Пора бы нашим законодателям и исполнительной власти всерьез обратить внимание на эту отрасль. Пока, увы, не самую благополучную.
Источник: caravan.kz
50 оттенков черного – так описали состояние своего бизнеса лесопромышленники Восточного Казахстана
Дошло до того, что предприниматели заявили: готовы предложить правительству полностью запретить лесозаготовки. Разом покончить с агонизирующей отраслью.Лесной скандал: чиновники на корню рубят зеленую отрасль
Вообще слово “лесопромышленник” вряд ли уместно в Восточном Казахстане. Есть цех в Зыряновске – выпускает фанеру, есть плитное производство в Усть-Каменогорске – пробует раскрутиться. Остальная “лесопромышленность” – это ТОО и ИП из нескольких пилорам и станков, где гонят доски, брус, стропила, черенки… Самый что ни на есть малый бизнес. По данным региональной ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности, количество рабочих мест – около 800, годовой объем продукции – около 1 миллиарда тенге. Вклад в так называемый ВРП, валовой региональный продукт, различим только под микроскопом – десятая доля процента.Эксперт Национальной палаты предпринимателей Узак ДЖАРКИМБАЕВ оценил восточноказахстанский леспром как “ниже плинтуса”. И искренне удивился: отрасль, мол, во многом схожа с нефтянкой, но та богата, ухожена, а здесь почему-то у государства никакого интереса.
Мимо экономики
А ведь были у лесной промышленности лучшие времена. Еще четверть века назад 85 процентов мебели в республике выпускалось из восточноказахстанского лесоматериала. В отрасли трудилось 10 тысяч человек, действовал крупнейший завод по выпуску древесных плит. В пересчете на сегодняшние цены промышленные леса ВКО давали продукции больше чем на 50 миллиардов тенге при потенциале в 80–100 миллиардов – освоить все просто не хватало сил. Даже на сложном рубеже девяностых-нулевых республика производила сотни тысяч квадратных метров собственной ДВП, импортную лесопродукцию тоже ввозили, но не миллионами тонн, как сегодня…Можно долго говорить о причинах крушения целого сектора экономики. В том числе о былых руководителях с их “умными” реформами, когда лесное ведомство по нескольку раз перекидывали из минсельхоза в минэкологии и обратно. О развернутой на зарубежные гранты лукавой кампании под лозунгом: “Запретить рубки леса”. О вопиющем пренебрежительном отношении государства к профессии лесника, за которую платят самую низкую в республике зарплату. О непродуманных, введенных на волне эмоций мораториях на рубки хвойных пород и экспорт лесоматериала.
– В какое-то время к мнению профессионалов перестали прислушиваться, – невесело заметил президент Ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности Восточного Казахстана Владимир РЕЗАНОВ. – В итоге мы имеем то, что имеем: старый гнилой лес и глубокий кризис отрасли.
Согласитесь, мы привыкли к разговорам на тему малолесности Казахстана и соответственно к мысли, что все рубки – чуть ли не преступление. Да, средняя лесистость по республике меньше 5 процентов. Но на Казахстанском Алтае она достигает 45–57 процентов! Потому что здесь не степь, здесь тайга! В одной Восточно-Казахстанской области сосредоточена львиная доля всех лесов республики, и исторически промышленными заготовками из всех казахстанских лесхозов занимались только 7 таежных – в Риддере, Зыряновске, Глубоковском и Шемонаихинском районах. Здесь рубили столетиями, и зеленых массивов не убывало! Наоборот. По данным областного управления природных ресурсов и регулирования природопользования, за последние годы лесопокрытая площадь увеличилась на сотни тысяч гектаров. Всего в лесхозах области на сегодня поспел, переспел и давно готов к заготовке лес общим объемом свыше 97 миллионов кубометров. Даже если бы местный леспром ежегодно рубил по 900 тысяч кубов, как разрешает наука, потребовалось бы сто лет. Реально же рубится почти в 5 раз меньше.
– На протяжении последних десятилетий заготовки не превышали 220 тысяч кубов, или 15,7 процента от разрешенного объема, – рассказал руководитель управления Мурат КУСАИНОВ. – В 2015 году по сравнению с 2014-м заготовка снизилась еще на 20 процентов. За текущие полгода по лесорубочным билетам выписано 75 тысяч кубометров, или 28 процентов от разрешенного пользования.
Если переложить все эти цифры на обычный язык, получится, что главный лесник области сказал примерно следующее: тайга Восточного Казахстана, вместо того чтобы служить экономике, старится, гниет, вываливается, пропадает.
Брошенный урожай
Три года назад руководители республиканского комитета лесного хозяйства и животного мира осмотрели тайгу Риддера с борта вертолета. На всех участках, где 35–40 лет назад велись сплошные рубки, поднялся лиственный лес. Полностью покрылась березняком большая гарь 35-летней давности. И везде под пологом берез – молодой здоровый пихтач. Такова природа хвойного леса, он обновляется только через смену пород, это вам любой специалист скажет.По канонам классического лесоводства цикл восстановления промышленного хвойного леса составляет 40 лет. Сначала убирают спелую и перестойную пихту, дальше за 2–3 года лесосеку самосевом закрывают лиственные породы. А через 40 лет из-под полога берез выходят молодые хвойные деревья. Еще три десятка лет, и “урожай” снова можно убирать.
– Каждый специалист назубок знает аксиому лесоводства: лес не может существовать без омоложения, – заметил руководитель лесной ассоциации. – А единственный способ омоложения – рубки. Это общемировая азбучная истина.
Разумеется, сравнение леса с сельским урожаем условное. В отличие от фермерского поля лесные массивы “созревают” не каждый год. Сам вид перепаханной тракторами лесосеки воспринимается обывателем как загубленная природа. Но если отбросить эмоции, то лесное хозяйство и аграрный сектор действительно родственны в возможности вырастить урожай, переработать его, выпустить продукцию, дать прибыль. То есть принести экономическую пользу.
– Раньше каждый заготовитель знал: не освоишь лесосеку, оставишь перестойный лес – получишь по шапке, – рассказал Владимир Резанов. – Старые насаждения утрачивают экологические функции и, по сути, являются брошенным урожаем. У нас эти общепринятые нормы лесопользования почему-то перечеркнули! Осиновые, березовые леса на 95 процентов перестойные, пихтовые – на 60–65 процентов. Знаете, как в комитете лесного хозяйства и животного мира решили эту проблему? Подняли нормативы по возрасту леса. И сразу показатель перестойности с критических 60 процентов упал до практически идеальных 15 процентов. По статистике, в лесном хозяйстве теперь все благополучно. Государство вкладывает миллиарды в охрану насаждений, в борьбу с пожарами, а лес созрел и… погиб. О каком рачительном ведении хозяйства можно говорить?
Боролись за экологию, победили здравый смысл
На днях лесохозяйственники и лесопромышленники Восточного Казахстана вывалили все накопленные обиды и претензии на мажилисмена Павла Казанцева – тот сам попросил о встрече, как член комитета по экономической реформе и региональному развитию. Разговор получился жарким. Предприниматели – как правило, потомственные лесники – с трудом подбирали печатные выражения в адрес республиканского комитета лесного хозяйства. Например, насчет практики двойного утверждения лесосечного фонда. Есть договор долгосрочного лесопользования на 49 лет, есть материалы лесоустройства на 10 лет – там в деталях прописаны все объемы заготовок и виды рубок. Для чего комитет обязал лесопользователей ежегодно получать у него разрешение на лесосечный фонд?– То урежут, то откажут, и без каких-либо объяснений, – жаловались производственники. – Сам смысл долгосрочного лесопользования перечеркивается. На письма не отвечают. Как работать? Вариант один – ехать в Астану и “договариваться”.
По словам руководителя ассоциации, два года назад по итогам проверки Генеральная прокуратура обязала комитет исключить норму ежегодного утверждения фондов. Как коррупционную. Чиновники взяли под козырек и… пальцем не пошевелили.
– Все осталось по-прежнему, коррупция продолжается! – резюмировал общественник.
Говорилось на встрече и про законодательство. Все изменения, которые за последнее десятилетие внесли в лесные законы под флагом борьбы за экологию, отличаются непомерным ужесточением, запретами и суровой карой. Как заметили в ассоциации, в любой момент по действующему Лесному кодексу заготовителя можно выгнать из леса, а в 90 случаях из 100 еще подвести под уголовную статью. При этом предприниматель обязан заплатить попенную плату (за отпуск древесины на корню), сделать за свой счет противопожарные полосы, построить дороги, провести лесовосстановление…
– Все заготовки убыточны, – заявил общественник. – Если лесопользователь не уйдет в “тень”, он не выживет. Представьте, он за 80 километров построил дорогу, заготовил, привез, распилил – и на 70 процентов это дрова, никому не нужные гнилушки. Мы готовы предложить, чтобы вообще запретили лесозаготовку. Чтобы не мучить лесозаготовителей. Их каждый день трамбуют, с каждым годом их все меньше. Закройте лесозаготовку. Пусть российский лес сюда идет, а свой пусть гниет.
Зеленью не пахнет
Ясно, что при таком лесном комитете и таком законодательстве ни один инвестор не рискнет взяться за лесопереработку. И сколько бы акимы Риддера и Зыряновска ни повторяли, как мантру, про крупные якорные проекты по программе моногородов, ни один комплекс глубокой переработки древесины там не появился.Между тем не за горами “наше всё” – EXPO-2017. Казахстан, как принимающая сторона, обязан будет предъявить миру свою зеленую экономику. Не бумажные прожекты, а реальные действующие источники возобновляемой энергии, реальные производства экологической продукции. Есть они сегодня?! Риддерский предприниматель Алексей БОБОШКО на встрече с мажилисменом показал толстый том – ежегодный обзор ООН по лесным ресурсам. И громко зачитал цитату: “Лесозаготовки оказывают самое низкое воздействие на окружающую среду, изделия из дерева – самый экологически чистый продукт”.
– Пока дерево растет, оно поглощает углекислый газ, – заметил лесопользователь. – Начинает стариться – поглощает кислород на разложение. Сжигаешь древесину – токсичных выбросов нет, сжигаешь уголь – выделяется сернистый ангидрид. На Западе это хорошо понимают и поддерживают всю лесопереработку и выработку электроэнергии из древесины. В Норвегии, заточенной на экологии, запрещено использовать уголь, его перерабатывают, как и нефть. В Германии, если хозяин дома покупает топливные брикеты, ему возвращают часть затрат. В Евросоюзе теплостанции даже на первом этапе обязаны использовать не меньше
2 процентов пеллет – древесных гранул, а в ряде государств эта доля уже 25 процентов. В Канаде по закону бюджетные деньги можно тратить только на деревянное домостроение – теплое и экологичное. У нас почему ничего этого нет?!
В мире из древесины выпускают 45 тысяч видов продукции! Во всех развитых странах лесное хозяйство несет функцию неистощимого, возобновляемого источника сырья для лесной промышленности. Только в Астане чиновникам, похоже, проще отгородиться запретами и фразами об охране природы, чем приложить усилия для реальной зеленой экономики.